ЯХНИН З

ЯХНИН З.Я.

Поэма умерщих деревьев

И есть над чем и плакать, и тужить.

Пожухли, перепутались травинки,

Но надо дальше действовать и жить,

Пока еще видны мои тропинки.

Все правильно. Топор пока остер.

Все правильно. Горит в огне береза,

Ствол изогнулся, будто знак вопроса.

Березы нет, но есть зато костер.

Когда не греет внутренний огонь,

Я к твоему огню тяну ладонь.

И, обжигаясь, вздрагиваю чутко.

И все-таки мне жутко и тепло,

Твоим огнем я сам горю светло.

И только не лишиться бы рассудка.

А может, это все не наяву?

И к селезню в камыш упала утка.

И ты щекой склонилась на траву.

Для нас постель березы настелили,

Нет ни дверных проемов, ни окон.

Природа нам диктует свой закон,

И мы с тобой над ней не властелины.

Над нами властвуют стволы, синицы, ветки.

Мы часть природы — две живые клетки,

Умрет она — нам головы сложить.

Но почему так горько пахнет дымом?

Встает огонь на горизонте дыбом.

Горят леса, а им бы жить да жить.

И загудели в небе вертолеты.

И нам с тобой пора туда спешить,

Где дым винтом, где снизились пилоты.

И вот мы запалили встречный пал,

Трещат стволы и воют бензопилы,

Так сила побеждает злые силы,

Металлу преграждает путь металл.

Деревья неохватной толщины

Порушились. Глаза обожжены

И тлеют ненадежные обутки.

И встречь огню идет горящий вал,

Огонь кромешный сам себя сожрал.

И дым восходит медленно и жутко.

И солнце пробивается сквозь дым.

У нас сегодня ранняя побудка,

Я стал сегодня снова молодым.

Я, победитель этого кошмара,

Иду к реке. Со мною рядом ты.

Метнулась белка рыжая в кусты

Последней искрой стихшего пожара.

Я отрекаюсь — я не царь природы.

Я лес и травы — той же я породы.

И в горле ком, и оторопь берет:

Как той войны печальные приметы.

Стоят сосенок черные скелеты.

Им жить да жить, а все наоборот.

Им жить да жить, а все наоборот,

Доверчивые сгнили великаны,

Но приспособился, утратив зренье, крот

И выжили проныры — тараканы.

Не говори: «Естественный отбор...»

Он противоестественен. Сражайся,

Кусайся и дерись — не соглашайся!

Живи, а не выглядывай из нор!

Не выноси смертельный приговор

Ни для лесов, ни для высоких гор.

Прости меня, я, может, буду резок.

Но так оправдывают и войну, и мор.

Среди деревьев этот гадкий сор,

В реке клубок запутавшихся лесок.

Но как сражался яростно таймень.

И ты смотрела с жадным интересом

На воду, где его мелькала тень.

Он уносился к буйному порогу,

Ходил кругами и «давал свечу».

Ко мне по леске, будто по лучу,

Он шел, ослабевая понемногу.

Через секунду ляжет он у ног.

Но в этот миг железный поводок.

Он все-таки зубами перерезал.

Струится кровь из раненой руки,

И спиннинг, сломанный у вспененной реки,

И вытоптан березовый подлесок.

Коробку полную железной ерунды:

Крючков, напильничков и грузил, и стамесок-

Мы, грустные, забросили в кусты.

Крючки изломаны, и лески сожжены,

Но это все — напрасные старанья.

Ни поздние пустые раскаянья,

Ни наша грусть природе не нужны.

Мы столько раз спохватывались поздно.

Ушел таймень, хвостом ударив грозно,

Но все-таки блесной разодран рот.

Ушел таймень, сверкая плавниками.

Налипла чешуя его на камни,

И значит, что он все-таки умрет.

И значит, что он все-таки умрет

Вот этот день. За сопку скрылось солнце.

Но, полный совершив круговорот,

Оно опять к моим лесам вернется.

И это будет день совсем иной,

И ничего уже не повторится.

Того, что было, больше не случится

Ни с травами, ни с лесом, ни со мной.

Тот день ушел во тьму и в бесконечность,

И непростительна моя беспечность,

С какою я расстался с ним — простак.

Простите же, деревья-побратимы,

Мои деяния уже необратимы.

И понял я, что я живу не так.

И понял я, что я живу не так:

Когда не нужно спать, смежаю веки,

И слово, что крутилось на устах,

Не высказано. И ушло навеки.

И что-то мы не сделали с тобой,

А что-то сделали, чего бы и не нужно.

И к цели часто мы идем окружко,

Когда бы надо все же по прямой.

И тот пожар, он подожжен не нами,

Не мог же я предвидеть это пламя?

Часы стучат: «Не так, не так, не так...»

И мы с тобою их совсем не слышим,

Бездумные, мы лишь друг другом дышим,

Похожи мы на ветреных гуляк.

Ах, как хорош двадцатидневный отпуск:

Считай ворон, ничком на травы ляг,

И не нужны ни паспорт и ни пропуск.

Но это ложь. Страстей невпроворот.

От них не скроешься, когда сама природа

Заботится о продолженье рода,

Сопит и чавкает, сражается и мрет.

От крупных дел и мелкой суеты

Мы не ушли, не спрятались в кусты —

Здесь те же боли, те же огорченья,

И замкнут вечный круг: «враги — друзья».

Здесь есть свои и «можно», и «нельзя» —

Нам все-таки нужны ограниченья.

Но сами мы воздвигнуть их должны.

Стоит осина красного свеченья,

И утренние листики влажны.

О, здравствуй, не губя, а возлюбя.

Оклеветали бедную осину.

Люби деревья, а не древесину.

Остановись и ограничь себя.

Сам ограничь себя, не жди приказа,

Как ограничены скафандром водолазы,

Как ограничен рамками сонет,

Как формой ограничены кувшины,

Моря, растенья, горные вершины,

Но грозный окрик не годится, нет.

Не долговечны всякие запреты.

И в частоколе самых темных лет

Всегда найдутся слабые просветы.

Запрет боится ветреных острот,

Над королем лукавый шут смеется,

И слово рукописное прорвется,

И сковозь асфальт травинка прорастет.

Смотри, смотри — она не надломилась,

Проклюнулась, прорезалась, пробилась...

Как та травинка тянется на свет,

Так тянемся мы от незнанья к знанью

И медленно приходим к пониманью:

Царю природы нужен не запрет.

Березы догорают, будто свечки,

В моем лесу уже деревьев нет —

Лишь запрещающие их ломать дощечки.

А что это такое — победить?

Родить врага! Сомнительна заслуга.

Приобретай не недруга, а друга —

Желай не победить, а убедить.

Где результат сомнительных побед?

И уберег ли дерево запрет?

Нет, это ненадежное леченье.

С самим собою выхожу на бой,

Нужна победа над самим собой—

Осознанное самоотреченье.

Осознанное самоотреченье?..

Но покажите, где тот господин,

Не верящий в свое предназначенье.

От власти отрекался хоть один?

Но и природа нас уже не просит,

Не падает пред нашей властью ниц,

От имени лесов, зверей и птиц

Она сама решенье преподносит.

Когда разъят на части грозный атом,

Она уже нас ставит перед фактом:

Нам не противоборствовать — дружить.

Пока гудят деревья на планете,

Нам есть чего терять на белом свете

И есть над чем и плакать, и тужить.

И только не лишиться бы рассудка.

Горят леса. А им бы жить да жить.

И дым восходит медленно и жутко.

Им жить да жить. А все наоборот:

В реке клубок запутавшихся лесок,