ЯХНИН З.Я.

Легенда о Ховэко

Мне поведал однажды байку

Старый друг со шрамом у глаза,

С черным шрамом от лапы медвежьей.

Он удачливый, ловкий охотник —

Эвенкийский охотник Кокте.

Мы сидели в чуме на шкурах,

Коротали полярные ночи

У веселой железной печурки.

Мы курили пахучую трубку,

Трубку — одну на двоих.

Много гладких имел оленей

Древний род эвенкийский — Момоль.

Люди славились мирным нравом,

Но умели ковать из железа

Остроносые тонкие пики

И тяжелые тутэкорно*,

И негнущиеся пальмы*.

Добывали охотники белку,

Колонков, соболей черноспинных.

Так и жили. Но как случилось?

Появился недобрый обычай

Жирным мясом кормить старейшин,

Подносить им лучшие шкуры,

Отдавать им красивых жен.

Разжирели старейшины рода,

Ели мозг — а мясо собакам.

Захотелось им больше богатства:

Дымных белок, лисиц серебристых,

Захотелось, чтоб красные рыбы

Только им бы принадлежали.

Повели они хитрые речи,

Перепутанно-хитрые речи,

Будто заячий след на снегу.

Говорили они мужчинам:

«Вы имеете много оленей.

Разве могут богатым людям

Усталые старые жены

Сварить сохатиный язык?

Вы имеете камуса* много

Расшить бакари* искусно.

Вы ступайте к своим соседям,

Отнимите жен молодых!»

Подползали старейшины к женщинам,

Глаза старейшин блестели

Ненасытным, завистливым блеском.

Подползали, как выдра к добыче,

Припадая брюхом к земле.

Говорили старейшины женщинам:

«Вы жены богатых воинов,

Пусть мужья приведут вам работников,

Чтобы стали вы крутобокими,

Как жены китайских купцов».

И пошла звериная драка.

Люди гибли, как гибнут олени,

В бою сцепившись рогами,

Из-за важенки тонконогой.

А когда в Эвенкии мужчины

Истощили в сражениях силы,

К ним пришел из-за гор Путорана

Разбойник по имени Бамбин,

Злой, как зимний медведь-шатун.

Его стрелы напитаны ядом

Из трухлявых грибов поганых.

Пробивал он стрелой из лука

Восемь толстых шкур сохатиных.

А во гневе — еще одну.

Подползал незаметно Бамбин,

Так, что ухо собаки не дрогнет,

Подрезал он шесты у чумов.

Убивал и мужчин, и женщин,

Стариков и малых детей.

И от страха стали как бабы

Чудо-воины рода Момоль.

И пошли они к Бамбину злому,

В турсуках понесли подарки,

С луков сорвав тетиву.

Бамбин в чуме сидел на шкурах.

Подбородок лоснился от жира,

Он высасывал мозг горячий

Из передней ноги сохатиной.

Он не поднял на воинов глаз.

Наконец отложил он мясо,

Вытер жирные толстые пальцы

О волосы женщин склоненных

И велел, усмехнувшись недобро,

Подарки пред ним разложить.

А потом он кивнул незаметно

На девушку рода Момоль

И велел, чтоб убрали ей косы,

Как убраны косы у женщин,

Что в чуме сидят его.

Вздрогнул, вперед рванулся

Ховэко — самый юный воин,

Сестру свою заслонил он

От узких заплывших глаз.

В ответ рассмеялся Бамбин —

Хвоя посыпалась с кедров,

А собака, визжа от страха,

На брюхе в чум заползла.

Ховэко был храбрый и ловкий,

Догонял он в тундре оленя,

Но не стал с великаном драться:

Это было бы безрассудно.

Но поклялся ему отомстить.

Пошел Ховэко к Кардакую —

Старейшине рода Куркогир —

Учиться стрелять из лука

И кедры рубить пальмой.

Был стар Кардакуй, но крепок.

Стрелой из тугого лука

Мог восемь шкур сохатиных

Во гневе легко пробить.

Учился юноша долго

У старого Кардакуя

Кедры рубить пальмою.

На север ходил к океану,

Принес себе лук упругий

Из крепких китовых усов.

Всю зиму дочь Кардакуя,

Веселая нежная Либа,

Шила для юноши панцирь

Из костяных чешуек,

Прочных, как волчий зуб.

Когда глухари застучали

На черных клочках проталин,

Под снегом вода зажурчала

И распрямились елки,

Сбросив раскисший снег,

Тогда Ховэко собрался,

Взял лук, и пальму, и стрелы,

Панцирь надел из чешуек

И двинулся к югу, туда, где

Бамбина чум стоял.

Уже ударилось солнце

О краешек окоема,

И долго смотрела Либа

На черную точку в снегах...

Ветка не шелохнулась,

Так шел Ховэко осторожно

К чуму Бамбина злого.

Мог Ховэко стрелою

Сердце ему пробить.

Но Ховэко был честен —

Стрелу он пустил из лука

С красной на ней тряпицей,

Что в тайге означало

Вызов на честный бой.

Стрела зазвенела, запела,

Упала стрела в кострище.

Выронил мясо Бамбин,

Вылез из чума и видит

Юношу Ховэко.

Смеясь, говорит ему Бамбин:

«Как с воином, я не стану

Драться с тобой, мальчишка.

Я кину в тебя этой костью

И ею тебя убью».

«Толстяк! Облезлая белка!

Любитель сладкого мяса!» —

Крикнул юноша в гневе,

Ударил пальмой по кедру

И наземь его свалил.

Вздрогнул Бамбин, пригнулся,

В чум забежал, и сразу

Из чума, визжа и хромая,

Выскочили собаки.

Он следом выполз с пальмою,

Ее протянул с улыбкой.

«Давай меняться, — сказал он, —

А после, пальмами сменявшись,

Выйдем на честный бой».

Ховэко согласился.

Они обменялись пальмами.

Ударились — и осталось

Лишь древко в руках Ховэко.

Он понял, что хитрый Бамбин

Его обманул бесчестно.

А Бамбин ударил пальмою

Юношу прямо в сердце

И сбил его в талый снег.

Как рысь на шею оленя,

Кинулся к воину Бамбин,

Чтобы наряд расшитый,

Пока не залит он кровью,

Ободрать с Ховэко.

Но Бамбин не знал, что панцирь,

Сшитый веселой Либой

Из костяных чешуек,

Спас Ховэко от смерти.

Ударил Бамбина воин

Ногой пониже лопаток,

Тот отлетел, ругаясь,

Чум головой опрокинул

И шлепнулся на костер.

Бамбин вскочил, помчался,

Сбивая деревья телом.

И снова богатым и сильным

Стал род эвенкийский Момоль.

А слава о юноше храбром

Летела из края в край.

*

Слишком прилипчива слава,

Словно смола на кедре

В жаркий солнечный день.

Люди слагали сказки

О мужественном герое —

И стал Ховэко заносчив,

Как сказку, себя полюбил.

Решил Ховэко жениться,

Но стал Ховэко разборчив,

Как сытая росомаха,

Которая рыбу бросает,

Выбрав только икру.

Искал Ховэко невесту,

Но по душе не выбрал.

Много отцов обидел,

Смеясь над их дочерьми.

Ту называл лежебокой,

Уродиной звал другую.

Тридцать стойбищ прошел.

Однажды он одиноко

Бродил шатуном-медведем.

И вышла ему навстречу

Девушка из тайги.

В ее турсуках лежало

Много собольих шкурок,

Беличьих, лисьих, песцовых

И голубых колонков.

«Кто ты? Чего здесь ищешь?» —

Спросил Ховэко надменно.

«Ищу я, — она отвечала, —

То же, что ищешь ты».

Ховэко засмеялся:

«Ищу я себе невесту,

Но, видно, давно в Эвенкии

Красавицы перевелись».

«А я жениха выбираю, —

Девушка гордо сказала, —

Да все хвастунов встречаю,

Точно таких, как ты».

«Эй, поганая девка,

Знаешь ли, с кем говоришь ты?

Я — богатырь Ховэко».

«Ты богатырь, я вижу.

Страшен ты и огромен.

Но не похож ты вовсе

На доброго Ховэко».

«Ах, поганая девка,

Я брошу тебя собакам,

Чтобы они отгрызли

Твой неучтивый язык».

Юноша замахнулся

На девушку кулачищем.

Но вдруг он услышал голос,

Донесшийся из тайги:

«Эй, богатырь среди слабых,

Эй, победитель девок,

Имя свое не позорь!»

Ховэко обернулся,

Перед собой он увидел

Старого Кардакуя —

Учителя своего.

«Ты разве не помнишь Либу? -

Спросил Кардакуй с усмешкой.

Ту самую Либу, что сшила

Из костяных пластинок

Панцирь, спасший тебя?

Значит, не зря худая,

Очень худая говорка

О Ховэко идет».

Стыдно юноше стало.

Пошел он, не видя дороги,

Ломая промерзшие елки,

И скрылся в черной тайге.

Горько заплакала Либа,

Ее Кардакуй успокоил.

«Раз Ховэко, — сказал он, —

Не разучился стыдиться,

Значит, не так он плох».

*

Стал юноша думать о Либе,

О смелой и гордой Либе,

Стал он в ее капканы

Подкладывать соболей.

Не раз выгонял сохатых

Под выстрелы Кардакую,

Сам при этом скрывался

От Либиных глаз в тайге.

Однажды он все же решился,

Вышел из леса к Либе.

И вот что он ей сказал:

«Устал по тайге шататься

Злым одиноким медведем.

Пора мне уже, однако,

Чумом своим зажить.

В мой чум приходи хозяйкой,

Сладкий мозг сохатиный

Каждый день будешь есть».

Но отвечала Либа,

Что мил ей теперь Дягдавуль,

Добрый, веселый парень

И сильный, как Ховэко.

Услышав слова такие,

Ховэко рассердился:

«Что ж, испробуем силу

Дягдавуля твоего».

Пошел Ховэко тайгою

Прямо к стойбищу Либы.

Увидев над чумами дымы,

Он крикнул издалека:

«А ну выходи, Дягдавуль!

Хочу я с тобой сразиться!

Говорка тайгой кочует,

Что ты сильнее меня.

А ну выходи, Дягдавуль!

Пронзит стрела твое сердце –

Ты будешь корчиться,

Словно береста на огне».

В это время Дягдавуль

С матерью чум прибирали,

Чтоб вскоре туда невесту

Дягдавуль мог привести.

Мать крылом глухариным

Пол подметала в чуме,

Дягдавуль низенький столик

Ладил коротким ножом.

Услышал Дягдавуль голос,

Стало ему страшновато,

Но все же он вышел из чума,

Чтоб встретиться с Ховэко.

Со стойбища люди сбежались.

Дягдавуля все жалели,

Зная, насколько сильный

Бамбина победитель —

Разгневанный Ховэко.

«Биться на чем мы станем?» —

Спросил Ховэко надменно.

«Давай на пальмах сражаться»,

Дягдавуль ему предложил.

Ударились парни пальмами,

В руках Дягдавуля сразу

Сломалось новое древко.

И нож воткнулся в сосну.

«Давай на луках сразимся, —

Сказал Ховэко с усмешкой, —

Тебе разрешаю первым

Пустить в меня три стрелы».

Дягдавуль был лучший охотник

На стойбище Кардакуя,

Стрелы пустил он метко,

Но Ховэко умело

Все их пальмою сбил.

«Ну что же, теперь приготовься

Встретить ответные стрелы, —

Предупредил Ховэко, —

Правая правую полу,

Левая левую полу

Парки твоей пробьет».

Так оно и случилось.

Стрелы прошили парку,

Оставив две маленьких дырки

Там, где сказал Ховэко.

«Теперь попрощайся с тайгою,

Со стойбищем, с желтым солнцем,

Третья стрела-свистунья

Сердце твое пробьет».

Застыл Ховэко на мгновенье,

Насмешливый глаз прищурил

И без усилий до уха

Он оттянул тетиву.

Лук заскрипел, изогнулся,

Словно спина у рыжей

Рыси, готовой к прыжку.

Но вдруг Ховэко услышал

Издали голос Либы,

Она из тайги бежала,

Чтобы бой прекратить.

Он поднял стрелу к вершине

Высокого стройного кедра.

Спустил тетиву — и рябчик

Упал к ногам Ховэко.

Голову низко склонил он,

И, не сказав ни слова,

Ушел Ховэко в тайгу.

Сто раз облезали белки,

Сто раз покрывались мехом.

Сто раз уходило солнце,

Сто раз возвращалось оно.

Ходила говорка, что будто

Теперь Ховэко в капканы

Смелым хорошим людям

Подкладывает песцов.

Ходила эта говорка,

Но так ли, нет — неизвестно.

Известно только одно:

К Дягдавулю стали в капканы

Песцы попадаться большие,

Каких никогда не видали

Эвенки в своей тайге.

***

Тутэкорно — сабля (эвенк.).

Пальма — тяжелый нож на древке (эвенк.).

Камус — шкура с ног оленя.

Бакари — эвенкийская меховая обувь