Кузичкин С.Н

ВОСПОМИНАНИЕ О БЕЛОМ ЖУРАВЛИКЕ

Мне было тогда лет восемь. Хорошо помню: я окончил первый класс, и родители отправили меня в деревню — как они выражались, «к старикам». Старики мои — бабушка и дедушка — оказались не такими уж древними, а вполне ещё крепкими людьми. Правда, бабушка была на пенсии, а дедушка работал лесником.

Итак, мне было восемь лет, и то лето я проводил в деревне.

Поначалу мне нравилось вставать ранним утром, перед выгоном коров на пастбище, и, выпив молока, бежать кормить кур и гусей, которых я поначалу побаивался. Мне нравилось гладить по молоденькой шёрстке тёлочку Звёздочку и играть с псом по кличке Трезор. Нравилось ходить с дедушкой в лес, где я впервые в жизни увидел живых бурундучка и белочку. Нравилось вечером вместе с бабушкой встречать корову с пастбища, давать корм поросятам и, уже после вечерней дойки, когда солнце пряталось за огородами, слушать бабушкины рассказы о деревне и незаметно засыпать.

Правда, полный восторг от деревенской жизни я испытывал лишь первую неделю. Мальчишек в деревне было мало, особой дружбы я ни с кем не завёл, а потому мало-помалу начал тосковать по дому, по родителям, по оставшимся во дворе друзьям. Я даже поплакал как-то тихо за сеновалом — до того мне захотелось домой. Не знаю, чем бы всё закончилось, наверное тем, что вызвали бы моих родителей и они увезли бы меня в город. Но вот однажды…

Однажды я проснулся от равномерного постукивания в окно и подумал, что начался дождь, но на улице было ясно. Стоявший на комоде будильник показывал без четверти шесть. Бабушка суетилась возле стола, готовила завтрак и собиралась идти доить корову, но стук привлёк и её внимание.

— Игнатий! Глянь, Игнатий! Никак, журавель за окном? А белый какой!

— И хде? — спросил дедушка. Он сидел в кухне на табуретке и натягивал на ноги сапоги.

— А вона, во дворе у нас. В избу, что ль, просится? Ишь как в окно стучит.

Дедушка выглянул из-за перегородки и осторожно стал подходить к окну.

— Ну, дела! Белый, что снег! Журавель ведь, точно журавель. А крупный какой! — удивлялся дедушка, стоя напротив окна в одном сапоге.

— Журавлик? Где журавлик?!

Я соскочил с постели и бросился к окну. Ослепительно-белый журавль стоял за нашим окном во дворе и, как мне показалось, с любопытством смотрел на нас. Помню, он нисколько не испугался, когда я выскочил на крыльцо, а потом стал приближаться к нему, протягивая на ладони кусочек хлеба. Журавлик спокойно взял клювом с моей ладони хлеб, и я, не удержавшись, погладил его по мягким белым пёрышкам. Наверное, я ему понравился, потому что он тут же потёрся клювом о моё плечо, а потом зашагал по двору, не обращая внимания ни на стоявших на крыльце дедушку с бабушкой, ни на мирно дремавшего в будке Трезора, ни на непоседливых воробьишек, в такую рань уже копошившихся возле собачьей будки и склёвывавших остатки Трезорова ужина.

Прошагав через весь двор, журавлик направился к огородам. Он легко перемахнул через изгородь и, приземлившись на другой стороне, посмотрел на меня, будто приглашая с собой. И я последовал его примеру. Перебежав огороды, мы выскочили на скошенные луга.

— Журавлик! Журавлик! Ура, у меня есть журавлик!

Встающее над лесом солнце ласково светило в глаза. Журавлик летел не очень высоко впереди меня, и я, пытаясь догнать его, бежал босиком по колкой траве в промокших от росы штанах и радостно кричал…

Журавлик стал моим другом. Он поселился у нас на чердаке, по соседству с голубями. Я принёс ему немного сена, и он сам устроил себе подобие гнезда. Голуби, куры, Трезор и все остальные наши домашние животные вели себя по отношению к новому жильцу совершенно спокойно. По утрам журавлик будил меня стуком в окно, потом мы вместе умывались (он чистил перья), завтракали и отправлялись через огороды на выкошенные луга. Там мы играли с ним в «догоняшки». Догнать журавлика было нелегко — он ловко изворачивался и взлетал, но иногда, высоко подпрыгнув, мне удавалось легонько задеть его по лапке, и тогда радости моей не было границ. Устав, я с разбегу нырял в какой-нибудь стог сена и неподвижно лежал. Журавлик пристраивался рядом. Я смотрел на проплывающие по небу облака и думал о том, что хорошо иметь такого друга, как журавлик, и мне уже нисколечко не хотелось домой. Я даже представлял всех своих друзей здесь, в деревне, на лугах, играющих с журавликом.

И почти всегда я как-то незаметно для себя засыпал.

Мне снился один и тот же сон: мы летим с журавликом высоко-высоко, обгоняя проплывающие облака; облака расступаются, и перед нами открывается тёмная необъятная даль с множеством маленьких, как звёзды, огоньков, и мы летим среди этой темноты, и страх и восторг переполняют меня. Мы приближаемся к одному из огоньков, который становится всё больше и больше и превращается в зелёный шар. А потом я вижу город далеко-далеко внизу, внутри шара, и чувствую, что начинаю падать. На этом мой сон почти всегда прерывался. Лишь один раз было его продолжение: я видел людей — за спиной у них виднелись крылья. Они улыбались мне, и я тоже улыбался, но вдруг чувствовал, что со мной нет журавлика, и испуганно кричал. Когда же я открывал глаза и видел его, спокойно чистящего пёрышки, то думал: «Как хорошо, что это был лишь только сон!»

Домой мы приходили к вечеру. Бабушка немного отчитывала меня и, покормив, заставляла помогать по хозяйству. Журавлик же залетал к себе на чердак и не показывался оттуда до самого утра. Так продолжалось с неделю — до того дня, пока не появился откуда-то человек в зелёном комбинезоне. У него была какая-то странная машина без колёс и, как я определил, без мотора — передвигалась она без шума. Он подъехал к нам, когда мы собирались домой.

— Мальчик, это твоя птица? — спросил он меня.

— Моя, — не совсем уверенно ответил я.

— А твой дедушка — лесник?

— Да.

— Всё правильно — внук лесника с белой птицей. Это то, что я искал, — проговорил он и снова обратился ко мне, говоря сбивчиво: — Понимаешь, мальчик… Мне очень нужна твоя птица… Она совсем не то, что ты думаешь… Она — или, правильнее, он, журавлик, — вовсе не птица, вернее, для тебя — птица, а на самом деле это — представитель другой планеты, понимаешь? Не вашей... Он, журавлик этот, и ещё несколько таких, как он, летели на Землю, но во время полёта у них что-то там произошло, и он прибыл к нам, вернее, к вам раньше намеченного срока… На целых триста лет… Где потерялись остальные, я не знаю, а вот этого я наконец нашёл… Он попал в ваше время вместо нашего. Ты понимаешь, о чём я говорю, мальчик? Впрочем, навряд ли. Извини, я, видимо, не имею права называть тебя мальчиком. Ведь между нами солидная разница в возрасте...

Я молчал. Я понял тогда только одно: у меня хотят забрать мою птицу, моего журавлика! И слёзы покатились из моих глаз.

— Ты ведь отдашь мне птицу, мальчик?

— Нет... Нет! Нет! — закричал я и заплакал...

— Мальчик, у меня нет времени на разговоры с тобой! Пока я разговариваю с тобой, на половине планеты нет электроэнергии. Она отключена, потому что я здесь, понимаешь?

Я, обняв журавлика за шею и опустившись на коленки, плакал.

— Ну, тогда пусть птица сама решает, как ей быть! Она всё, как я вижу, понимает.

Человек подошёл к машине и включил тумблер на приборной доске. В воздухе вначале заскрежетало, потом засвистело, но вскоре свист стал разлагаться на какие-то странные, похожие на музыку звуки. Журавлик встрепенулся у меня в руках и пошёл — нет, поплыл в их сторону.

— Журавлик! Журавлик! — закричал я и бросился следом.

Он повернулся.

— Ты уходишь, журавлик?.. Уходишь от меня, да? Журавлик… — не то шептал, не то говорил я сквозь слёзы.

Он опустил голову.

— Пойми, мальчик, так надо, — сказал человек в зелёном комбинезоне. — Он не должен быть здесь... В это время он ещё не родился…

— Но ты же вернёшься, да? Вернёшься ведь, журавлик? — продолжал плакать я, не обращая внимания на слова «зелёного».

И он, мой милый, мой умный журавлик, глядя в мои заплаканные глаза, кивнул!

А потом, как тогда, в то утро нашей встречи, снова потёрся о моё плечо.

— Может, и вернётся, — сказал человек в зелёном комбинезоне.

Я закрыл лицо руками, чтобы не видеть, как журавлик уедет от меня на машине без колёс.

— Ну, бывай, браток — так, кажется, говорили в ваше время? — сказал мне на прощание «зелёный».

Я крепче прижал к глазам ладони.

Когда же через несколько минут я опустил руки, передо мной никого не было. Только звучала ещё в ушах прекрасная музыка и кружилось в воздухе белое журавлиное перо...

Тогда я не придал большого значения ни самому перу, ни изображённому на нём рисунку в виде двух положенных одна на другую вверх дном тарелок с вытянутыми краями и множеством точек внутри. Поклявшись никому не показывать перо до возвращения журавлика, я уехал с дедушкой на следующий день в город и спрятал пёрышко «в одно надёжное место».

Прошёл год, затем второй, третий...

В моей жизни появились новые заботы, радости и огорчения. Увлёкшись то собиранием почтовых марок, то занятиями в спортивной секции, то ещё чем-нибудь, я, взрослея, стал постепенно забывать эту историю с белым журавлём. Всё чаще и чаще она казалась мне далёким сном, и всё реже и реже любовался я белым журавлиным пером. Но вот однажды, листая книгу по астрономии, я увидел очень знакомый рисунок, напоминающий две уложенные вверх дном одна на другую тарелки с вытянутыми краями и множеством точек внутри. Эта была схема нашей Галактики!

Я бросился к тайнику. Но... пера там не оказалось. И напрасно я перерыл всё вокруг — оно исчезло, и ни на другой, ни на третий, ни на четвёртый день найти его я не смог.

И теперь, вспоминая эту историю, я часто пытаюсь восстановить все подробности моей встречи с журавликом.

Кем же был этот белый журавлик? Пришельцем из другого мира? Живым существом или роботом, ищущим разум во Вселенной? А человек в зелёном комбинезоне — человек из будущего? А его машина — машина времени?

Я задаю себе эти вопросы и хочу найти на них ответ, но пока...

А пока в период перелёта журавлей, приезжая в деревню, я забираюсь на чердак и долго-долго смотрю в небо. Я жду своего белого журавлика и верю, что однажды утром, покружив над лугом, он опустится во двор и, постучав клювом в окно, как и тогда, снова разбудит меня. И мы опять умчим с ним по огородам на скошенные луга и, как в далёком детстве, будем играть в «догоняшки».

Я верю.

Я очень хочу верить в это…

1982 г.

Тайшет